Фото: favorplace.ru
Москва, 11 ноября, Благовест-инфо . Презентация книги «Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости» (издательство «Альпина Паблишер», 2024) состоялась 6 ноября в Культурном центре «Фавор». Соавторы книги – Максим Калинин, филолог, переводчик и старший преподаватель Института классического Востока и античности ВШЭ и Филипп Дзядко, филолог, писатель, сооснователь и бывший главный редактор просветительских проектов Arzamas и «Гусьгусь». Оба они вели популярный подкаст Arzamas «Отвечают сирийские мистики», но книга, хоть и построена в форме диалога соавторов, не вторит этому подкасту, а включает новые тексты и является научно-популярным изданием, снабженным множеством комментариев и ссылок.
Как найти покой и смысл в условиях глобальной нестабильности? Что могут сказать сирийские мистики о чувствах, которые знакомы каждому из нас, — любви, страхе, гневе и радости? Оказывается, наши современники могут найти ответы у древних святых Ближнего Востока, считают авторы книги. На протяжении человеческой истории всегда были периоды, когда миллионы людей теряли опору и надежду. Подобной эпохой для многих народов стал VII век. Империи, представлявшиеся вечными, оказались бессильны перед арабским нашествием. Разрушение устоявшихся веками общественных отношений, стремительная смена власти, религии, языка на территориях, занимаемых Халифатом, заставляли людей поверить в то, что конец света близок. «Как ни странно, именно тогда появились люди, которые не только утверждали, что в основе мира лежит любовь, но находили способы ее обрести в эти трудные времена. Эти люди — сирийские мистики», – утверждают авторы.
На презентации Максим Калинин рассказал, что все началось с прп. Исаака Сирина. Занимаясь изучением его наследия, он обнаружил, что в творениях преподобного «есть дверь в новое, то, что поможет переосмыслить настоящее». Но по-настоящему удалось «разглядеть и открыть эту дверь», когда исследователь стал заниматься арамейскими языками – тогда он нашел в этих текстах «ту версию христианства, за которую готов ответить». «Это настолько красиво, что этим хочется поделиться. Не с целью кому-то помочь (я не хочу никому ничего навязывать), но ведь для человека естественно делиться красотой», – сказал он. Но чтобы оценить красоту духовного опыта, который описывали тексты сирийских мудрецов, нужен ключ для понимания. А чтобы вникнуть самому и поделиться с другими, Калинину пришлось выучить несколько языков: сначала древнееврейский, потом библейский арамейский, сирийский – само собой, как и арабский; а без греческого к сирийским мистикам и не подступиться — они пользовались этим языком, который был посредником между Востоком и Западом, между античной традицией и разными восточными культурами. Аккадская клинопись и пехлеви (среднеперсидский язык) тоже пригодятся филологу и богослову, который так загорелся темой сирийских мистиков. При работе с их текстами необходимо сделать так, чтобы перевод «не был сотворчеством с ними, чтобы он был приглашением к изучению оригинала», чтобы голос переводчика не заглушал голос автора текста, отметил Калинин.
Фото: alpinabook.ru
Книга разделена на главы, в которых рассмотрены такие важные темы, как природа зла, любовь к ближнему, чувство вины, выгорание, критика, страх, успех, радость. Но ведь это тексты древних монахов, которые, по-видимому, и писали для монахов. Насколько их наставления актуальны для современных мирян? Отвечая на этот вопрос, Калинин подтвердил, что отцы-пустынники действительно по большей части писали для монахов, но то, что было обращено «вовне», к мирянам, давалось ценой «дерзновенного творческого усилия». Например, один из трактатов Исаака Сирина является ответом на вопрос мирянина о том, как понимать фразу «мы уже воскресли со Христом» (Рим. 6:4), и подвижник раскрывает для вопрошающего свое учение о Божественном всепрощении. «Это очень ценно, потому что есть предание, что Исаак Сирин велел оберегать даже новоначальных монахов от его текстов о Божественном всепрощении, чтобы человек не воспринимал это как повод расслабиться. Человек должен сначала дорасти до того, чтобы весть о милующем Боге его вдохновляла и не позволяла такого Бога огорчить. Милость Божия, писал Исаак Сирин, это не то, что дается человеку для комфорта; эта милость подразумевает внутреннее усилие, она относится и к другим людям, а значит, должно быть и какое-то усилие открытости к этим другим».
Сохранились свидетельства о том, как Исаак Сирин активно принимал людей, приходящих к нему, продолжил Калинин. Возможно, ради этого подвижник жертвовал чаемым уединением, желанием уйти в «радикальный затвор», где он видел Божественный свет. «Мы видим, с одной стороны, стремление к закрытости, с другой — постоянные призывы к тому, чтобы делать шаги вовне», – отметил автор и упомянул, что прп. м. Мария (Скобцова) специально собрала именно такие высказывания Исаака Сирина, понимая, что «обе эти силы должны уравновешивать друг друга». «В самой сирийской традиции мы можем найти основания, чтобы этот духовный опыт выводить вовне, но при этом важно не утратить благоговения перед тайной», – сказал исследователь.
Он считает, что важно популяризировать традицию сирийских мистиков, которая дает «глубокие представления о достоинстве человека». По его словам, в самой сирийской традиции тексты мистиков «вышли за пределы только монашеской аудитории и влияли на богословов-систематиков, которые писали для всей Церкви, а не только для монашествующих». Иногда Калинин слышит упреки – не профанация ли это? Не опасно ли это чтение духовно неопытному человеку, неофиту? «Эти тексты не дают себя спрофанировать, они оберегают самих себя. В книге мы вынесли не те аспекты, которые связаны с глубоким созерцательным опытом, а те, которые связаны с повседневностью, что для сирийских мистиков было важно тоже. Мы «заземлили» тексты так, чтобы не было опасности «прелести», когда человек читает аскетические тексты и пытается рьяно этому следовать», — таков подход авторов.
Выступавший пояснил, что сирийские отцы постоянно предостерегают читателя и дают критерии духовного опыта. Например, Исаак Сирин говорит о распятии тела и распятии ума (или души). Первое — это аскетическое усилие, но не самоистязание, не непомерный пост, который сирийские мистики считали «демонским искушением»; это такое «распятие, которое совершается на телесном уровне в повседневности ради любви к Богу и ближнему». А второе у нас ассоциируется «с радостью, сладостью и изумлением», но предполагает отказ от тех представлений, которые мы «вчитываем» в священные тексты, и усилие для того, чтобы «слушать откровение Духа». Исаак Сирин предупреждает: те, кто приступили ко второму распятию, минуя первое, совершают ошибку. Калинин привел пример исполнения этих наставлений в Нисибинской школе (христианская богословская академия, возникшая в IV веке - ред .) – «как мудро они соединяли телесное и духовное, как прописывали, когда студентам собирать оливки, когда учиться, а когда заниматься жатвой или ремеслом». Сирийские отцы воспринимали мир как школу, для них «все значимо, любое проявление повседневности – это урок и встреча». «Искреннее признание глубины повседневности – это то, за что я особенно благодарен сирийской традиции с ее чуткостью к единству духовного и материального», – заключил выступавший.
Поэт и переводчик Ольга Седакова по прочтении книги написала, что ответы мистиков на самые острые вопросы современного человека «открывают неожиданную перспективу освобождения». «Христианская весть звучит в них — со всей свежестью — как весть радостная, весть о свободе, как объявление (говоря библейскими словами) выхода, вывода пленников из тюремного мрака и тесноты на простор. Признаемся, что мы от этого отвыкли. Мы не верим, что такое возможно, просто потому, что мир таков, а мы — «всего лишь люди». Мы отвыкли от того, что возможен антропологический оптимизм. Мистики знали о человеке что-то другое», – отметила Седакова.
Юлия Зайцева
