Русь - СССР: накануне. Красная новь А.К. Воронского.
Крупская: Ваше письмо Владимиру Ильичу…
Воронский: По поводу очередного номера «Красной нови»… Полагал необходимым написать это письмо Ленину… В номере есть два имени – Базаров и Суханов, которые «режут ухо». И по содержанию в их статьях далеко не всё н а ш е, Надежда Константиновна… Я очень далёк и от Базарова и от Суханова, и если дал место их статьям, то это произошло вот почему. Сейчас приходится выдерживать бешеную борьбу с журналами частных издательств и в своей среде. Журнал должен быть р а с п р о д а н, а не р а с с о в а н…
Крупская: Это Вы хорошо сказали: журнал должен быть распродан, а не рассован…
Нужна популярность. Нужен настоящий авторитет. Нужно качество – и смысловое, и формальное, художественно-публицистическое… Нужны новые
Плехановы, Чернышевские, Писаревы, Добролюбовы… Хотя…
Воронский: Как раз именно эти месяцы являются самыми критическими. И я пошёл на некий компромисс, «освежив» содержание…
Крупская: Ох, уж эти компромиссы… Но можно ли без них обойтись?..
Воронский: Это – сознательный шаг и, буду надеяться, последний в том смысле, что журналу удастся выдержать денежные испытания. Впрочем, Базарову в следующей книге будет дан основательный ответ в той части, которая не согласуется с ортодоксальным марксизмом…
Крупская: Владимир Ильич с пониманием относится к позиции «Красной нови»… Хотя…
Воронский: Теперь – несколько слов о «литературщине», «перегруженности беллетристикой»… В противовес «старикам», почти сплошь белогвардейцам и нытикам, я задался целью дать и «вывести» в свет группу молодых беллетристов н а ш и х или б л и з к и х н а м. Такая молодёжь есть. Кое-каких результатов я уже добился. Дал Всеволода Иванова – это уже целое литературное событие. Ибо Всеволод Иванов - крупный талант… И он – н а ш… Н а ш… Приглядываюсь к Семёнову, Зуеву, Либединскому, Никитину… К Федину приглядываюсь… Всё это, Надежда Константиновна,
молодёжь… самому старшему Всеволоду Иванову 27 лет. Все они из Красной Армии, из подлинных низов, с красноармейскими звёздами. Твёрдо уверен…
Крупская (внимательно слушая):Если твёрдо уверен, то это совсем неплохо…
Воронский (воодушевляясь): Твёрдо уверен, что через год-два эта зелень совсем окрепнет и займёт места Чириковых и прочих господ, и заёмёт с честью. Против «стариков» я организую молодёжь. Это нужно, обстоятельства складываются так, что беллетристика в ближайшее время будет играть очень большую роль, - такие времена…
Крупская (задумчиво):Такие времена…
Воронский: Таланты из низов прямо прут – им только дать ходу и организовать идейно. Вот почему я ушёл теперь в «литературщину» и почему ей так много уделяю места. Возможно, что у меня бывают ошибки, но ведь дело моё неизмеримо трудно, очень легко переводить с иностранного Уэллса и дать «имя» и очень трудно дать свой выводок…
Крупская (улыбаясь): Выводок… Выводок… В Вас пробуждается метафорист, художник, образотворец…
Воронский: Непростительную ошибку совершим мы, если т е п е р ь
Не сумеем выявить то, что есть у нас, но хранится пока больше под спудом. Имейте в виду, что Всеволод Иванов это первая бомба, разорвавшаяся уже среди Зайцевых и Замятиных. Уверен, что будут и другие…
Крупская ( с дружеской иронией): Не перегнули ли Вы с б о м б и с т а м и?..
Не перегнули ли Вы палку и со «стариками»… Как это у Вас? (листает журнал) … Цитирую… Вас цитирую… (читает) …Часть, по преимуществу, «стариков», ещё держится. Но они вске больше и больше превращаются в доисторических икопаемых, в рыцарей Гринвальдусов, в литературных импотентов либо в своеобразную секту вертидырников от литературы… Лихо сказано! А справедливо ли?.. Вертидырники… Старики… А ведь старый конь, как говаривает наш русский человек, борозды не испортит… Вертидырники…
Воронский (смущаясь): Старики старикам рознь, Надежда Константиновна.
Вот мы готовим публикации по Плеханову…
Крупская ( оживляясь, соглашаясь): О Плеханове… это хорошо… это замечательно! Кладезь мудрости… (улыбаясь) … Поможете своими публикациями Наркомпросу… Такие с т а р и к и, как Плеханов, их мысли –
это и разумное, и доброе, и вечное…
***********************************************************
* * *
Несколько лет спустя. Литературные мостки на Волковом кладбище в
Ленинграде. Надежда Константиновна Крупская и Александр Константинович Воронский, оказавшись в командировке, после заседаний научно-практической конференции, посетили Литературные мостки, где похоронили Плеханова и где ему был установлен памятник.
Крупская: Прекрасный скульптурный портрет Гинзбурга… Георгий Валентинович и узнаваем, и солиден, и аристократично-интеллигентен, и – что самое главное – умён… Скульптор передал глубину и диалектику человека-мыслителя, светоча, первооткрывателя, первопроходца…
Воронский: Предстала, и старец великий смежил
Орлиные очи в покое;
Почил безмятежно, зане совершил
В пределе земном всё земное!
Над дивной могилой не плачь, не жалей,
Что гения череп – наследье червей.
Погас! Но ничто не оставлено им
Под солнцем живых без привета;
На всё отозвался он сердцем своим,
Что просит у сердца ответа;
Крылатою мыслью он мир облетел,
В одном беспредельном нашёл ей предел…
Крупская (задумчиво): В одном беспредельном нашёл он предел… На надгробии – слова Шелли… Он слился с природой…
Воронский: Всё дух в нём питало: труды мудрецов,
Искусств вдохновенных созданья,
Преданья, заветы минувших веков,
Цветущих времён упованья.
Мечтою по воле проникнуть он мог
И в нищую хату, и в царский чертог.
С природой одною он жизнью дышал:
Ручья разумел лепетанье,
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье…
Крупская (подхватывает):
Была ему звёздная книга ясна,
И с ним говорила морская волна.
Изведан, испытан им весь человек!
И ежели жизнью земною
Творец ограничил летучий наш век,
И нас за могильной доскою,
За миром явлений, не ждет ничего,-
Творца оправдает могила его.
И если загробная жизнь нам дана,
Он, здешней вполне отдышавший
И в звучных глубоких отзывах, сполна
Всё дольнее долу отдавший,
К предвечному лёгкой душой возлетит,
И в небе земное его не смутит…
Воронский ( с нескрываемым удивлением): Надежда Константиновна! Надежда Константиновна!..
Крупская (улыбаясь): Александр Константинович! Не удивляйтесь: ссыльные, каторжники, политкаторжане носили целые библиотеки в своих головах, в своей памяти. Никакие затворы, никакие запоры, никакие цензоры не могли помешать человеческой памяти! Вот и читали друг другу… Тиражировали похлеще теперешних Ваших «толстых» журналов!.. А уж если говорить о Плеханове, то мне кажется, что у него что-то есть и от гётевского Фауста: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто ежедневно борется за них…»
Воронский: К сожалению, Фаустов и Прометеев не жалуют господа и товарищи земляне… Какая свистопляска вокруг Плеханова! Чего того ему не приписывают! Какие только цитаты из Плеханова не конструируют!..
Крупская: Господи, помилуй! Господи, помилуй! А ведь эти умники явно не читали того, что говорил о Плеханове Владимир Ильич…
* * *
*****************************************************************
Воронский: В последние годы наметился подъем в нашей литературе. Это теперь признают и наши противники…
Ортодокс: Попадались вам парижские «Вёрсты»?.. «Князь» Святополк-Мирский, Сувчинский, Эфрон… «При ближайшем участии» Алексея Ремизова, Марины Цветаевой, Льва Шестова…Вот что пишет Сувчинский: «Большевистская революция в корне изменила не одну лишь социально-политическую структуру былой России. Прервав общественно-идейный канон 900-х годов, она устанавливает обстановку для нового культурного темперамента… В каких-то новых большевистских людях тяга к социальному делу и жизненной подвижности проснулась с необычайной силой, конечно, только на этих началах и будет основываться – и уже основывается – новый русский ренессанс 920-х годов».
Воронский: «Общественно-идейный канон 900-х годов»… … «новый русский ренессанс 920-х годов»… В этом что-то есть… Господам-эмигрантам в уме и логике не откажешь… Несомненны различия в эмоциях, в идеях, в стиле, в подходе к нашей современности… Но возрождение, этот самый «октябрьский ренессанс» налицо. Нельзя также забыть и пройти мимо литературной преемственности и влияния образцов прошлого.
Ортодокс: Господа-эмигранты… Плеханов «ввёл моду» называть социал-демократов т о в а р и щ а м и, а анархистов и эсеров г о с п о д а м и…
Воронский: Господа… Товарищи…
Ортодокс: Сандомирский так и сказанул: «В нынешнем Ленине и скорее даже в Троцком очень много от Плеханова того времени»…
Воронский: Баррикады… Баррикады… В сердцах, в душах – разлом, сгиб, напряжение…
Ортодокс: Сандомирский свою работу «Плеханов и анархисты» предваряет эпиграфом из плехановского «Anarchismus und Socialismus” : “Каждый анархист, если он только не шпион, есть безумец, который…”
Воронский: Плеханов «марксистским нутром» ненавидел анархию…
Ортодокс: «Оборончество» сблизило Георгия Валентиновича с Кропоткиным.
Воронский: Меня неоднократно упрекали в пристрастии к литературным портретам. Некоторые усматривали в этом даже измену марксизму. Признаюсь в этой своей склонности, но беды в том не вижу. Литературный портрет имеет одно свойство: он понуждает критмика постоянно помнить, что в художественном произведении идеи и чувства живут конкретной образной жизнью, что они индивидуально преломлены и должны э с т е т и ч е с к и
вучать. И дело не в том, писать ли предпочтительно общие статьи или давать литературные с и л у э т ы – и то и другое в равной мере законно, - дело в том,
к а к писать, к а к подходить и оценивать…
Ортодокс: Архисложная задача…
Воронский: В итоге приходится сказать: литература последних лет, несмотря на рост со стороны продукции и художественного мастерства, всё же шла под знаком о б м е л е н и я революционных настроений. Умаляются свежесть и романтика, всё сильнее тяготение к будничному, житейскому, иногда к чеховским темам…
Ортодокс: Вас упрекают в невнимательности к «классовой разнице»…
Воронский: Конечно же, мне чуждо такое толкование «классовой разницы», при котором Марксов метод предращается в наивное и идейно тощее вульгаризаторство… Из Плеханова ведь тоже выхолащивают «разумное, доброе, вечное»… Я глубоко уверен, что мы переживаем эпоху огромного культурного и художественного ренессанса, несмотря на темные, а иногда и прямо зловещие явления и факты, - но до Пушкина, до Толстого, до Гоголя нам, увы, очень далеко… Да и будут ли Толстые, Гоголи и Достоевские в наше переходное время? Бесспорно, ум, талант, воля у нас сейчас уходят в социальную борьбу и в строительство… «Новый культурный темперамент» одержим прежде всего социальным мессианизмом, социальным творчеством. Воплотить его, найти его в художестве – основная задача современной литературы. Она ещё отнюдь не разрешена. Наши прозаики и поэты видят пока его отдельные черты; синтетический образ ещё не воссоздан. Поменьше только окриков, поменьше казенщины и трафарета, побольше индивидуального преломления. Нам нужно поучиться у прежних мастеров смотреть и видеть своими глазами.
* * *
Из статьи-обзора А.К. Воронского: «…См., например, классические гениальные статьи Г.В. Плеханова об Успенском и других народниках, о Горьком, об Ибсене, о Толстом)…»
**********************************************************
Исследователи-плеханововеды констатируют, что, например, в статье «Об искусстве писателя» (1925) автор «буквально, почти без поправок применяет метод Плеханова к анализу творческого процесса» («Искусство видеть мир», М., 1987, с. 20). Позднее произошло «преодоление Плеханова»:
«Преодоление Плеханова… произошло естественно и органично. Оно находилось в соответствии с внутренним развитием интересов Воронского и его эстетического чувства. Плеханов остался для него значимой фигурой ( так, в статье «Фрейдизм и искусство» он противопоставлял «психоанализ» Плеханова, рассматривающего художника «как общественного человека», антиисторизму психоанализа Фрейда, изолирующего психологию персонажей от общественной среды). Но Воронский никогда уже не вернется к чистому «языку логики». Не произнося слова «целостность» художественного произведения (столь широко бытующего в современной критике), он вышел к этой идее задолго до нас»
(с. 21).
*****************************************************************
«Начнем с общих положений о художестве, ныне нередко оспариваемых либо признаваемых только словесно, а не практически… Что такое искусство? –
рассуждает Воронский.- Прежде всего искусство есть п о з н а н и е Искусство не есть произвольная игра фантазии, чувств, настроений, искусство не есть выражение только субъективных ощущений и переживаний поэта, искусство не задается целью в первую очередь пробуждать в читателе «чувства добрые». Искусство, как и наука, познает жизнь. У искусства, как и у науки, один и тот же предмет: жизнь, действительность. Но наука анализирует, искусство синтезирует; наука отвлеченна, искусство конкретно; наука обращена к уму человека, искусство – к чувственной природе его. Наука познает жизнь с помощью понятий, искусство – с помощью образов, в форме живого чувственного созерцания». Воронский ссылается на Белинского: «Поэзия есть истина в форме созерцания; её создания – воплотившиеся идеи, видимые, созерцаемые идеи. Следовательно, поэзия есть та же философия, то же мыщление, потому что имеет то же содержание… Поэт мыслит образами, он не д о к а з ы в а е т истины, а п о к а з ы в а е т её… Высочайшая действительность есть истина; а как содержание поэзии – истина, то и произведения поэзии суть высочайшая действительность. Поэт не украшает действительности не изображает людей какими они должны быть но каковы они суть ( из статьи «Горе от ума»). Воронский продолжает: «Настоящий поэт, настоящий художник – тот, кто в и д и т идеи. У Белинского же есть вдохновенное описание этого существа художественного творчества,
незыблемое и доселе ». Воронский цитирует статью предшественника о Гоголе: «Еще создания художника есть тайна для всех, еще он не брал в руки пера, а уже видит их ясно, уже может счесть складки их платья, морщины их чела, изборожденного страстями и горем, а уже знает и лучше, чем вы знаете своего отца, брата, друга, свою мать, сестру, возлюбленную сердца; также он знает и то, что они будут говорить и делать, видит всю нить событий, которая обовьёт их и свяжет между собой».
Прошедший «плехановскую» школу Воронский констатировал:
«Утверждение Белинского, что поэт «не изображает людей, какими они должны быть, но каковы они суть», нуждается, однако, в существенной поправке. Когда поэт или писатель не удовлетворен окружающей действительностью, он естественно стремится приоткрыть завесу будущего и показать человека в его идеале. Он действительность сегодняшнего начинает нассматривать сквозь призму идеального «завтра». Мечта, жажда, тоска по человеку, выпрямленному во весь свой рост, лежали и лежат в основе творческой работы лучших художников. Но это отнюдь не противоречит определению художества как п о з н а н и я жизни в форме живого, чувственного созерцания. Идеальное «завтра», действительность завтрашнего дня, новый человек, идущий на смену ветхому Адаму, только в том случае не является голой, отвлеченной мечтой, если противоположность этого «завтра» сегодняшнему дню о т н о с и т е л ь н а, т.е. это «завтра» зреет в недрах текущей действительности, если прообраз, отдельные свойства, черты будущего намечены, «носятся в воздухе». Иначе будет сказка, волшебный сон, миражи, которые рассеиваются при первом соприкосновении с жизнью, с данностью. Правда, - уточняет Воронский, - человек свои мечты о будущем сплошь и рядом принимает за размышления о нем, но только строгое размышление или подлинно постигающее чувство видит
т а к о е будущее, которое действительно идет на смену прошлого и настоящего. Так и в этом случае истинный художник п о з н а е т жизнь, в основе его работы лежит о п ы т».
Статью «Искусство как познание жизни и современность» Воронский снабдил подзаголовком «К вопросу о наших литературных разногласиях» Один из наиболее дискуссионных – вопрос о сознательном и бессознательном творчестве, об активном и пассивно-созерцательном. «Между творческим началом человека и косной, огромной, космической, неорганизованной, слепой стихией жизни есть глубокое, неизжитое противоречие, - констатирует Воронский. – Это противоречие поднимает нередко жизнь человека на высоту подлинной трагедии. Этой трагедией окрашен весь поступательный ход истории человека на земле» (статья «Всеволод Иванов»).
.
«Г.В. Плеханов указывал на неизбежность вторжения в искусство публицистики, об этом же говорит и Анатоль Франс. Такое вторжение не только обязательно, но и в некоторые эпохи в высшей степени желательно и благотворно, - констатирует Воронский. – Верно и то, что в сферу искусства легче вплетается субъективизм, чем в иные научные дисциплины, ибо речь идёт о чувствах человеческих, но здесь различие не качественное, а количественное. В политическую экономию, социологию, психологию такой субъективизм вторгается тоже очень сильно. И даже еще неизвестно, где его больше: в искусстве ли или в этих научных дисциплинах. Основная задача, однако, не в этом, а в том, чтобы субъективизм, идеология, публицистика не искажали художественных созданий писателя, чтобы субъективные настроения соответствовали природе объекта ( выделено Воронским – В.Ш.), чтобы публицистика и политика были в то же время на уровне лучших идеалов человечества».
«Во всём, что здесь сказано об искусстве, нет никаких откровений. От Белинского и Чернышевского этот взгляд на искусство, как на особый метод познания жизни, воспринят марксизмом и в первую очередь лучшим философом и теоретиком искусства в марксистской среде Г.В. Плехановым. Но об этих элементарных истинах приходится сейчас напоминать с особой настойчивостью, так как у нас нередко, а весьма даже часто под флагом марксистской борьбы с буржуазными теориями стараются привить взгляды, совершенно чуждые марксизму, на всякий случай иронически прохаживаясь по адресу тех, кто любит поминать «иже во святых отец наших Плеханова». С другой стороны, - подчеркивает Воронский, - … забвение отмеченных элементарных истин в вопросах теории искусства ведет к самым печальным последствиям» ( Воронский убедительно показал это на примере «товарищей критиков» из журнала «На посту»).
Воронский констатирует, что сотрудники-«напостовцы» на каждой странице «усиленнейшим образом» склоняют слово «классовый»: « классовая литература, классовая психика, классовая поэзия и т.д и т. п.
Однако «психологическая классовая призма» не отменяет «объективную, общезначимую ценность в настоящих, в великих произведениях искусства»: « Наоборот, вслед за просветителями Г.В. Плеханов не уставал подтверждать, что у искусства, как и у философии, один и тот же предмет. В своих книгах, в статьях, в исследованиях он умел отмечать, выделять, обнаруживать то, что у данного художника в его произведениях имеет объективное значение, от тех вольных или невольных искажений, которые получались благодаря субъективизму художника, благодаря его неверным взглядам, сословным, групповым, классовым предрассудкам».
Воронский отсылает читателя к «классическим, гениальным статьям Г.В. Плеханова» ( лучшими из этих работ были плехановские труды о Глебе Успенском, беллетристах-народниках ( Наумове, Каронине, Златовратском, Засодимском, Эртеле), об Ибсене, Льве Толстом).
Опираясь на теоретические труды Плеханова, Воронский решительно выступает против вульгарно-социологической позиции «напостовцев»: «Эта вульгаризация теории классовой борьбы есть особая разновидность релятивизма, доведенного до абсурда. Из тонкого оружия марксистской критики в таком понимании теория превращается в обух, которым гвоздят направо и налево без всякого толку и без разбору. Нет общества, как особого организма, развивающегося в рамках классовой борьбы. Что в формах классовой борьбы идёт вперед, прогрессирует или развивается все общество в целом, что в этих формах совершается накопление материальных и духовных ценностей – это с такой точки зрения должно казаться нелепым, вредной ересью. Классовая борьба превращается в самоцель, она самодовлеюща, она не служит средством поступательного развития человеческого общества. Никакой преемственности от одного класса к другому нет и быть не может. Наука, искусство и т.д., находящиеся в руках одного класса, пригодны только на слом для другого класса-антипода, так как ничего в них помимо классового субъективизма, заостренного против интересов этого или иного класса, нет ( выделено
Воронским – В.Ш.). Достаточно поэтому сказать про такого-то ученого, художника «буржуазный», чтобы идеологу пролетариата взять в руки обух и начать «энергично» «распространять пространство… Так наши критики и делают», - заключает А.К. Воронский ( он называет имена этих «критиков»,
«свихнувшихся на диалектике Маркса», вульгарно-социологически истолковывавших марксистские положения – Лелевич, Родов, Чужак, Брик, Третьяков).
Воронский часто ссылается на Плеханова, часто использует плехановскую методологию анализа явлений литературы и искусства. Он
Напоминает о том, что Маркс считал «несомненного реалиста» Шекспира «любимейшим писателем». Напоминает о том, что в недавно опубликованном письме Энгельса к Лассалю по поводу драмы Лассаля «Франц фон Зикинген»
содержится совет «ш е к с п е р и з и р о в а т ь», а не превращать героя в «простого рупора духа времени»; Энгельс прямо советует Лассалю «за идеальным не забывать реалистического, за Шиллером – Шекспира».
«Прав был Г.В. Плеханов, когда неоднократно выступал против утилитаризма Писарева. Но Писарев в своем утилитаризме не заходил так далеко, как пошли тов. Третьяковы. Писарев требовал, чтобы поэт, художник приносил своими произведениями д е й с т в и т е л ь н у ю пользу, а не занимался чарованием во имя чарования. «Мы хотим, чтобы создания поэта ясно и ярко рисовали перед нами те стороны человеческой жизни, которые нам необходимо знать для того, чтобы основательно размышлять и действовать» («Реалисты»). Искусства, как средства познания жизни, Писарев не отрицал. Наши футуристы заняли позицию более левую, настолько, что она стала левее здравого смысла. Ум за разум зашел».